Книга Машинерия портрета. Опыт зрителя, преподавателя и художника - Виктор Меламед
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Серия «развернутых» фотопортретов Джастина Понмани (Justin Ponmany) напоминает о попытках кубистов увидеть героя с разных ракурсов сразу и одновременно – о «шкурах» для 3D-моделей в анимации и видеоиграх. Это еще один новый способ увидеть человека, как бы взгляд из иного измерения.
Густота среды – еще один аспект пространства в графике. Попробуйте разнести по нескольким планам таз и плечи, правое и левое плечо, правую и левую ягодицу, голову и плечи, колени, локти, руки и стопы героя и подчеркнуть их градиент удаления всеми перспективами по очереди и вместе (а затем усилить эффект вдвое). Интересно, впрочем, использовать эти инструменты не только для создания иллюзии, но и для остранения (см. главу III). В графике буквально любое правило стоит заменять в порядке эксперимента на противоположное – часто странный результат такой намеренной ошибки становится новым опытом для зрителя. Так, расфокусированное изображение героя на контрастном, резком фоне может быть метафорой его ненадежности, непознаваемости или просто несущественности по сравнению с антуражем.
Интересными моделями устройства пространства изобилует фотография. Как источник визуального материала она уступает только самой реальности, а как донор визуальных идей – бесценна.
С появлением мгновенной фотографии в графике и живописи возникло множество новых точек зрения: взгляд снизу, взгляд с самолета, с которым работал Дейнека (нечто среднее между изометрией и картой), взгляд внутрь толпы или механизма и т. д. Любая специфическая оптика отличается от человеческого глаза, а значит, создает событие для зрителя. Фотопортреты Платона (Platon), памятные по обложкам русского Esquire, сделаны «рыбьим глазом» и в прямом свете, что до недавнего времени считалось в фотографии как минимум дурным тоном. Игра не по правилам сделала этот прием яркой приметой визуальной культуры конца 2000-х. Теперь он невероятно заезжен, но интересно попробовать оживить его средствами рисунка.
Работая над портретами, художники могут решать самые разнообразные творческие задачи. Вспомним навскидку Бэкона, Фрейда, Хиршфельда, Шилова, Шиле. Портрет бывает только поводом для упражнений в форме и ритме или разговора о чем-либо постороннем. Но для зрителя характер и поведение героя слишком важны, чтобы мы могли их просто игнорировать. Полностью нейтрализовать их – задача невыполнимая. Столкнувшись с дефицитом сведений об изображенном человеке, зритель будет цепляться за любые нюансы формы, любой случайный изгиб силуэта читать как намек на жест. Какими бы ни были творческие задачи, изучать выразительные возможности тела стоит хотя бы для того, чтобы не допустить их потенциально разрушительного вмешательства в замысел.
Антрополог Марсель Жусс утверждал, что речь произошла от языка жестов. Эту эволюцию повторяет каждый ребенок. Жест – важнейший элемент любой игры, а значит, самообучения; игре, вероятно, обязано своим происхождением искусство. Человек, воспринимая мир, всем телом отвечает и подражает ему, и в этой реакции концентрируются его характер, мышление, картина мира. Глядя на собрата, мы уже по силуэту составляем первое впечатление не только о физических, но и об интеллектуальных и эмоциональных его свойствах.
В слове «жест» я объединяю два понятия: жест как движение и жест как позу – положение тела и конечностей. В портрете мы имеем дело с остановленным движением, так что принципиальной разницы между этими понятиями нет, но важно рассматривать позу в динамике, как подготовку к движению, его промежуточную фазу или результат. Жест – это центральный элемент в сюжете портрета, его сказуемое. Именно жест стоит помещать в композиционный центр листа, даже если лицо придется отодвинуть далеко на периферию.
Жест важен как минимум по двум причинам. Во-первых, он создает активную форму. Выразительный жест – это выразительный силуэт, а если речь идет о доминирующей на листе фигуре, то еще и сильная композиция. Цепкий контрастный силуэт в центре – один из самых простых и надежных способов ее построения. Но в силуэте, который стремится к форме прямоугольника или мешка, тоже может быть заключен сложный и напряженный жест, направленный внутрь формы или перпендикулярно листу, на зрителя или от него. Такой жест производит еще более сильное впечатление, если активно использовать воздушную перспективу. Примеры можно найти у Андре Каррильо и Джо Морса (Joe Morse). Важно не перемудрить: ракурс, который вызывает затруднения у художника, зрителю будет сложно читать. Этот подход требует умелой работы с тоном, но нехватку навыка нетрудно обойти с помощью коллажа, пользуясь готовыми эффектными фактурами и переходами тона в фотографии. При этом убедительность тона в коллаже не зависит от того, одинаково ли направлен свет в каждом из коллажных фрагментов.
Во-вторых, жест выдает эмоции героя. Нам кажется естественным выражать эмоции в портрете через мимику, но выразительные способности тела шире и надежнее. С помощью жеста мы передаем огромное количество информации, поэтому для многих утомительны телефонные разговоры: невозможность выразить эмоцию телом и лицом многократно увеличивает нагрузку на голос.
Выше шла речь о том, что силуэт невероятно информативен даже в статике; движение добавляет целое измерение информации. У актеров есть понятие backting (от слов back – спина и act – играть), это умение сыграть эмоцию спиной, не поворачиваясь к зрителю лицом. Разумеется, лицо в портрете очень важно, но работу над ним стоит оставить напоследок, когда уже известны ракурс, жест корпуса и головы.
Механизм эмпатии помогает нам понимать друг друга, а в портрете создает между зрителем и героем эмоциональное сцепление. Неосознанно повторяя жест героя, мы начинаем сопереживать ему; это включает те же физиологические реакции, что и наши собственные эмоции – потоотделение, учащение сердцебиения, усиление дыхания, эффект гусиной кожи. Это касается и ближайшей родственницы эмпатии, системы совместного внимания: она отслеживает действия героя и направление его взгляда на случай, если он заметил что-либо важное раньше нас. Если мы осознаём, что с нами происходит, наша реакция усиливается. Вдумчивый зритель не только лучше понимает портрет, но и острее переживает его. Портрет – тренажер эмпатии.
Джордж Гросс
Жертва общества. 1919
Поскольку мы можем очеловечить почти любой объект, а значит, приписать ему эмоции, эмпатия работает даже на уровне чистой формы. Представьте лежащий в углу мешок с картошкой. Затем представьте римскую колонну. Попробуйте отследить, как меняется ваше самоощущение, как возникают желания соответственно прилечь или расправить плечи. Часто мы не осознаем возникающую эмпатию и приписываем ее эффект мистическим механизмам. «Энергетический вампир» – скорее всего, просто заразительно унылый человек. Мы вынуждены подыгрывать ему, принимать то же выражение, и в результате чувствуем усталость. Об энергетических вампирах чаще приходится слышать от людей с развитой эмпатией – остальным они не страшны.
